Вторая Арена - Страница 16

Мы вылетаем с канала в тот момент как забрезжил рассвет. Он прав, что сорвался с места. Выстрелы мог услышать кто угодно, кто знает, сколько у нас времени.

Мы вылетаем с канала в красном свете дня, оставляя за собой на поверхности воды несколько тел. Наше укрытие быстро превратилось в проклятье и я надеюсь, что никогда не окажусь здесь снова.

Мы снова мчим к центру Гудзона, лодка качается, когда Логан набирает скорость. Я стою на страже, постоянно оглядываясь и высматривая охотников. Если они где-то рядом, нам негде будет спрятаться: выстрелы, визги Розы и шум мотора сделали нас очень приметными.

Я надеюсь лишь на то, что каким-то образом они ночью вернулись в своем преследовании назад и теперь находятся южнее нас. Если так, то они где-то сзади. Если нет – мы наткнемся прямо на них.

Если же нам очень повезло, то они отказались от погони и вернулись обратно в Манхэттен. Но я очень в этом сомневаюсь – нам и прежде не очень-то везло.

Как с этими фанатиками, например. Это просто ужасное невезение. До меня доходили слухи о шайках фанатиков, которые стали каннибалами и выживали, поедая других, но я никогда им не верила. Я и сейчас с трудом в это верю.

Я крепко держу Розу, из ее раны сочится кровь прямо на мою руку. Я качаю ее на руках, стараясь успокоить. Ее самодельная повязка вся покраснела от крови и я отрываю еще кусок ткани с футболки, открывая свой живот холоду, чтобы заново перевязать ей руку. Не очень-то гигиенично, но лучше уж так, чем никак, да и надо как-то остановить кровь. Жаль, что у нас нет лекарств, антибиотиков или хотя бы обезбаливающего – хоть чего-то, что можно было бы дать ей. Сняв мокрую повязку, я вижу, что часть мяса на ее руке просто вырвана и отвожу глаза, стараясь не думать о боли, которую она испытывает сейчас. Это кошмар.

Пенелопа сидит у нее на коленях, глядя на нее и, по всей видимости, тоже желая помочь. Бри выглядит так, будто получила еще одну душевную травму. Она держит Розу за руку, стараясь облегчить ее страдания. Но та безутешна.

Я отчаянно желаю, чтобы было успокоительное – что угодно. И тут я неожиданно вспоминаю. У нас есть шампанское, там оставалось где-то полбутылки. Я бегу на корму, хватаю ее и возвращаюсь назад.

– Выпей, – говорю я.

Роза истерически рыдает, воя в агонии, и кажется, не понимает меня.

Я прижимаю бутылку к ее губам и заставляю ее отпить. Она чуть не давится, часть выплескивается наружу, но немного все же попадает ей в рот.

– Выпей, Роза, пожалуйста. Это поможет.

Я снова подношу бутылку к ее рту и между всхлипываниями она делает несколько глотков. Я чувствую себя ужасно, спаивая маленкого ребенка, но я надеюсь, что это поможет, да и не знаю, что еще я могу сделать.

– Я нашел таблетки, – слышу я голос сзади.

Я поворачиваюсь и вижу Бена, который впервые выглядит встревоженным. Нападение на Розу, должно быть, вывело его из оцепенения, а может быть он почувствовал вину за то, что заснул на посту. У него в руках маленький контейнер с таблетками.

Я беру его и изучаю.

– Я нашел его в ящике, – говорит он. – Не знаю, от чего они.

Я читаю инструкцию: «Амбиен». Снотворное. Должно быть, охотники за головами плохо спят. Как иронично: они не дают остальным спать ночами, а сами принимают снотворное. Но это идельно подходит для Розы. Как раз то, что ей нужно.

Я не знаю, сколько таблеток дать, но ее нужно успокоить. Я снова даю ей шампанского, и, убедившись, что она отпила, даю ей две таблетки. Остальное я кладу в карман, чтобы не потерять, и внимательно наблюдаю за Розой.

Через несколько минут спиртное и снотворное начинают действовать. Постепенно ее рыдания превращаются в тихий плач и сходят на нет. Через еще минут двадцать ее глаза начинают закрываться и она засыпает на моих руках.

Еще через десять минут, когда я убеждаюсь, что она заснула, я спрашиваю Бри:

– Сможешь подержать ее?

Бри быстро подбегает и я осторожно встаю, опуская Розу ей на руки.

На затекших ногах я иду на нос и встаю возле Логана. Мы продолжаем мчать вверх по реке, небо светлеет и я смотрю на воду. То, что я вижу, меня вовсе не радует.

Этим морозным утром на воде Гудзона начинают формироваться небольшие льдины. Я слышу, как они ударяются о борт. Это нам нужно меньше всего.

Но это наталкивает меня на идею. Я наклоняюсь за борт, вода брызжет мне в лицо, я опускаю руку в ледяную воду. Касаться ее больно, но усилием воли я не выдергиваю руку и пытаюсь поймать небольшую льдинку. Мы едем слишком быстро и сделать это трудно. Моя рука проходит в сантиметрах от льдинок.

Наконец, через минуту мучений, мне это удается. Я вытаскиваю руку, покрасневшую от холода, из воды и передаю льдинку Бри.

Она берет ее с широко раскрытыми глазами.

– Подержи ее, – прошу я.

Я беру старую повязку, пропитанную кровью, и оборачиваю в нее лед, затем передаю это Бри.

– Приложи это к ее ране.

Я надеюсь, что это поможет ослабить боль, и, возможно, снять опухоль.

Я снова обращаю внимание на реку и оглядываюсь по сторонам: в утреннем свете все видно очень хорошо. Мы едем все дальше и дальше на север, и я с облегчением понимаю, что нигде вокруг нет ни признака охотников за головами. Я не слышу шум мотора, не вижу движения на берегах реки. Стоящая вокруг тишина, честно говоря, пугает. Может быть, они наблюдают за нами.

Я подхожу к пассажирскому сидению, встаю рядом с Логаном и смотрю на датчик бензина: меньше четверти бака. Дела плохи.

– Может быть, они уехали, – отваживаюсь я сказать. – Может быть они повернули назад, забросили поиски.

– Не рассчитывай на это, – говорит он.